| Все сорвалось на этот раз самым глупым образом. Мать Самошникова, глядя на осень, затеяла в квартире ремонт и наотрез отказалась нянчиться с Иринкой. У Валентины подскочило давление, она добыла больничный. Впрочем, Самошников полагал, что истинной причиной всему был звонок какой-то Зинаиды, работавшей в промтоварном. Она попросила его передать Валентине, что в магазин вот-вот должны поступить ковровые дорожки и паласы из ГДР. Вечером, вернувшись от массажистки, Валентина битый час просидела у телефона, уточняя предполагаемые сроки продажи, узор, расцветку и еще бог знает что, а потом, когда они уже легли спать, сказала, что поехать к брату, по всей вероятности, не сможет. — Ты меня прости, но чувствую я себя преотвратительное. Просто с ног валюсь. Иринка последние дни тоже что-то начала хандрить. Не знаю, что с ней делать... А не ехать никому из нас, конечно же, нельзя. Это будет непорядочно. Ты ведь помнишь, как они нам помогали на первых порах. Я тебя редко о чем-нибудь прошу, Дима, но сейчас поезжай к ним один. Пожалей ты нас с Иринкой... Он уловил в ее голосе несвойственные Валентине ласковые нотки, и это заставило его с особой остротой ощутить свою вину перед ней и дочерью. Самошников доспешно согласился, забормотал, поглаживая теплое и мягкое ее плечо: — Да что ты! О чем речь! Я поеду, поеду... А ты пока отдохнешь от меня, побудешь дома.., С Иринкой повозишься... Она, бедная, нас почти совсем не видит...
|
